* * *
Не дай устам моим свободу —
Для оправдания грешных дел,
Уж лучше сразу камнем в воду,
И все, и дням моим предел.
Не дай мне, Господи, лукавить,
Крутиться в паутине пут,
Как научи Тебя мне славить,
Тебя и Твой к спасению путь.
Не дай, Господь, друзей коварства,
Что беззаконием грешат.
Теряются земные царства,
Цари к возмездию спешат.
Дай мне, Господь, святую веру,
(А благ достаточно земных),
Чтоб мог я отодвинуть скверну
И обольщение дней земных.
Я осознал свое ничтожество,
Нелепость осознал мечты.
Дней у Тебя такое множество,
А у меня их нет почти.
* * *
Огонь готовый все испепелить,
Покуда есть, что может пепелиться, —
Сгорает дом, конюшня, колесница,
И царский пурпур, и простая нить.
И разжигая маленький костер,
Не возомни, что не запалится опушка, —
И понесется пламя по верхушкам
* * *
Были люди и поболе,
Но ушли по Божьей Воле.
* * *
В глубь лезем,
Как ворюга в здание.
При этом
Все нам трын-трава.
О, как поверхностны
Слова,
Ибо поверхностно
Сознание.
* * *
Пусть все заметнее поганство,
Путь жизненный размыт, разбит.
Нужда взывает к постоянству,
Чтоб не ломать привычный быт.
* * *
И не надо лишних слов,
Прозрачно, как вода колодца:
Христианская любовь
Милосердием зовется.
* * *
В лесу все кажется беспечным,
Любой листок, любой сучок
Тревогою не обеспечен,
И все заботы — на крючок.
Дни не спешат куда-то толпами.
Может подскажете мне вы:
Так отчего в нем много опади
Из тех же сучьев и листвы?
* * *
Много добрых и не очень
Повидал наш белый свет;
Всех запрячут под замочек,
Выхода откуда нет.
Знать на то ему и постриг —
Власть над смертными иметь.
Вот и мне в глаза он смотрит,
И подмигивает мне.
* * *
Рисуют нам героев,
Мы глупые пока.
Потоком берег моет
И ширится река.
Теперь пусть учат кошку,
А нам все это не …
А глубина с ладошку
При полной ширине.
* * *
И я не знаю почему
Все так стремится кануть в Лету.
Смерть не откажет никому
И перво-наперво поэту.
* * *
На пустые развлечения
И на глупые дела
Жалко времени течения.
Не к тому мать родила.
* * *
Не надо за ней гоняться,
Не надо ее умолять.
Чему-то случилось сломаться,
Что-то нарушило гладь.
Рассудочнее смириться
Без злобы, без жалобных слов.
В лазури растаяла птица,
Лучистая птица — любовь.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Поэзия : 2) Огненная любовь вечного несгорания. 2002г. - Сергей Дегтярь Это второе стихотворение, посвящённое Ирине Григорьевой. Оно является как бы продолжением первого стихотворения "Красавица и Чудовище", но уже даёт знать о себе как о серьёзном в намерении и чувствах авторе. Платоническая любовь начинала показывать и проявлять свои чувства и одновременно звала объект к взаимным целям в жизни и пути служения. Ей было 27-28 лет и меня удивляло, почему она до сих пор ни за кого не вышла замуж. Я думал о ней как о самом святом человеке, с которым хочу разделить свою судьбу, но, она не проявляла ко мне ни малейшей заинтересованности. Церковь была большая (приблизительно 400 чел.) и люди в основном не знали своих соприхожан. Знались только на домашних группах по районам и кварталам Луганска. Средоточием жизни была только церковь, в которой пастор играл самую важную роль в душе каждого члена общины. Я себя чувствовал чужим в церкви и не нужным. А если нужным, то только для того, чтобы сдавать десятины, посещать служения и домашние группы, покупать печенье и чай для совместных встреч. Основное внимание уделялось влиятельным бизнесменам и прославлению их деятельности; слово пастора должно было приниматься как от самого Господа Бога, спорить с которым не рекомендовалось. Тотальный контроль над сознанием, жизнь чужой волей и амбициями изматывали мою душу. Я искал своё предназначение и не видел его ни в чём. Единственное, что мне необходимо было - это добрые и взаимоискренние отношения человека с человеком, но таких людей, как правило было немного. Приходилось мне проявлять эти качества, что делало меня не совсем понятным для церковных отношений по уставу. Ирина в это время была лидером евангелизационного служения и простая человеческая простота ей видимо была противопоказана. Она носила титул важного служителя, поэтому, видимо, простые не церковные отношения её никогда не устраивали. Фальш, догматическая закостенелость, сухость и фанатичная религиозность были вполне оправданными "человеческими" качествами служителя, далёкого от своих церковных собратьев. Может я так воспринимал раньше, но, это отчуждало меня постепенно от желания служить так как проповедовали в церкви.
